Александр Афанасьев - Меч Господа нашего-3 [СИ]

Наконец, есть четвертая причина распространения ваххабизма, она вытекает, наверное, из первых двух — но я ее озвучу, потому что в основном из-за нее в ваххабизм приходили молодые русские парни. Это отрицание конкуренции и боязнь проиграть. Выстроенное в России нового тысячелетия общество, общественный строй, система взаимоотношений была честной (кем можешь стать тем и становись!) но в то же время предельно жестокой к проигравшим. Что могла предложить эта система паренькам из небольших провинциальных городков? Они ведь не были американцами, у которых страсть к конкуренции и желание прогрызаться зубами к успеху в крови, они — дети совсем другого поколения, родителей, которые выросли в другой стране. В основном — они выросли в девяностые, когда родители думали о том, как выжить, а не о том, как воспитать своих детей. Они выросли, видя, как родители бьются как рыба об лед, но не добиваются успеха. Они выросли в городках, где несколько семей — наверное, мэр, директор местного заводика, директор рынка — вдруг начинали резко богатеть… а ведь нет худшего хозяина чем бывший раб. Они видели по телевизору, по Интернету жизнь, которая проходила мимо них — с Бентли, лазурным морем и яхтами. Наконец, их девчонки, которые росли рядом с ними, которые были их по праву — уезжали в большие города, чтобы удачно выскочить замуж, а то и стать… понятно кем, в общем.

И тогда кто-то из этих парней, русских по крови и по рождению — отращивал бороду и брил усы, выбрасывал из дома все портреты, обрезал штаны, надевал паранджу на жену, чтобы она навсегда оставалась его, и становился частью ваххабитской общины. Там он находил таких же как он единомышленников, там он находил братство, там он находил людей, которые всегда помогут. Там он находил и тех, кто готов был бороться с ненавистным ему государством, кто готов был устанавливать справедливость с автоматом в руках. Он ехал в полевой лагерь, проходил первичную военную подготовку и…

А другой такой же парнишка, скорее всего из большого города, где в последнее время что-то много развелось горбоносых и смуглых людей, не желающих говорить как русские, жить как русские и соблюдать русские законы — наоборот, они демонстративно их нарушали — получал лицензию, «зеленую бумажку», покупал старенькую Сайгу и стучался в двери «Союза Ветеранов» или другой такой организации. И говорил, что он русский, навсегда останется русским и готов сражаться за свою землю с оружием в руках. И его принимали, давали место в строю…

Не пытайся узнать, сколь глубока нора. Не надо…

Удмуртия, Россия

Ижевск, пруд

Речная пристань

Утро 25 июля 2015 года

Была суббота, утро двадцать пятого июля две тысячи пятнадцатого года, жаркого лета две тысячи пятнадцатого года. День, следующий за днем, когда не изменилось ничего — и в то же время изменилось все. День, который уцелевшие потом будут помнить как день начала Второй гражданской войны в России. День, который потом многие будут считать днем рождения новой России. Но тогда — этого никто еще не знал.

Ижевск, в двадцатом веке перехвативший у Тулы и Сестрорецка звание «столицы русского оружия», город — завод был построен два с небольшим века назад как город при железоделательном и оружейном заводе на берегу реки Иж. Его проектировали те же архитекторы что и Санкт-Петербург и в первые пятьдесят лет своей жизни он был архитектурно очень похож на столицу Империи. Точно так же — строительство шло вокруг водоема, правда, в одном случае это было море, в другом — заводской пруд. И тут и тут — закладывались прямые, правильной европейской планировки улицы. На набережной — закладывалось здание оружейного завода с шпилем, которое существует до сих пор.

Сейчас все, конечно же, по-другому. Домишки, которые прилепились к возвышающемуся над прудом холму (а Ижевск очень холмистый город, его называют город на семи холмах) давно уже снесли, теперь на этом месте — где заросшие бурьяном пустыри, где — строительство многоэтажек — генпланом города здесь предусмотрено строительство элитного жилья. Скос холма, обращенный к пруду — теперь засажен газонной травой и тут же проложена дорога, дублирующая предельно загруженную, старую улицу Максима Горького, где не протолкнуться даже зимой — а уж летом, когда отдыхающие ставят автомобили у Генеральского сада… От Центральной площади вниз, до самого пруда — идет широченная, многопролетная лестница. Внизу, на воде — планировали поставить монумент, а рядом, на месте бывшего яхт-клуба — гостиницу Калашникова на насыпном острове — но так и не начали стройку — хотя остров насыпали, теперь на нем загорают. Пока не продвигалось и строительство масштабного навесного моста через пруд, который планировался как часть объездной дороги, призванной закольцевать здесь движение и разгрузить центр города от постоянных пробок. Хотя строительство начали и тут, дорогу планировалось прокладывать через парк Кирова (против чего жестко протестовали жители) и до МСК-14, ранее одного из крупнейших заводов по выпуску мотоциклов во всем мире, а теперь захудалого бизнес-центра заполненного почти наполовину.

В этот день, день жаркий, солнечный, душный уже с утра — неприметная серебристая малолитражка — прокатилась по широченной трассе, построенной на набережной, у плотины резко повернула направо, покатилась дальше. По левую руку было как раз здание бывшего главного корпуса Ижевского оружейного завода, построенного в тысяча восемьсот втором году, еще до войны с Наполеоном, справа — пешеходная зона и пруд. Через три сотни метров автомобильный поток раздваивался: меньшая часть машин следовала дальше, там было новое заводоуправление Ижмаша, пятая проходная Ижевского оружейного завода (производство 100) и клуб для гомосексуалистов на охраняемой территории в заводской столовой (днем он не работал). Большая часть машин сворачивала направо — там была главная речная станция, откуда отходили идущие на Воложку теплоходики и скоростная, малозагруженная сейчас трасса, идущая на МСК-14 и дальше, в микрорайон Строитель и на выезд из города.

Серебристая микролитражка свернула направо — и почти тут же остановилась. У речной станции — народа было много, суббота, дачники едут на огород, простые отдыхающие — купаться на Воложку. Ехали рыбаки, ехали огородники — а с той стороны огороды были и лучше всего до них было добираться именно по воде — и еще были дети. Как минимум два класса — тусовались в огороженной выкрашенными выцветшей краской решетками зоне, бегали друг за другом, чуть в воду не падая, толкались, жевали жвачку, пили колу, матерились, играли в игры на мобильниках, а кое-кто и на планшетниках. Сопровождающие — даже не пытались навести порядок, их задачей было — смотреть, чтобы никто не упал в воду и не выскочил за решетку — а то придется еще раз платить за билет.

У причала — утробно урчала дизелем старенькая Москва-125, которая перевозила пассажиров на Ижевском пруду лет сорок и наверное, обречена была выполнять эту работу еще на сорок лет, потому что денег от продажи билетов едва хватало на текущие расходы…

Глаза человека, сидящего на переднем пассажирском сидении, хищно блеснули. Дети! Дети русистов!

Этот человек был среднего роста, чернявым, он хорошо говорил по-русски, по-татарски и по-арабски. В толпе он ничем не выделялся — кроме разве что более светлой и нежной кожи на подбородке — признак недавно сбритой бороды. Обучение в Ростовской школе милиции, а потом и в лагере Талибана в Пакистане — дало ему необходимые террористу навыки. Любой профессионал при виде этого — заподозрил бы неладное, но в Ижевске, расположенном в самом центре России — террора не было и к такому готовы не были. Местные оперативники УФСБ соответствующего отдела существовали за счет того, что вяло боролись с русским фашизмом и национал — большевизмом.

Человек повернулся, чтобы смотреть в глаза сидящему на заднем сидении молодому человеку — бледному, нездоровому на вид.

— Абдалла. Ты слышишь меня?

— Да…

— Абдалла. Твое имя означает раб Аллаха. Ты раб Аллаха. Ты Абдалла.

— Абдалла…

— Да. Ты — Абдалла. Ты должен сесть на этот теплоход. На, держи.

Абдалла принял небольшой серый комок, сунул за щеку. Это был насвай.

— Ты должен сделать это. Во имя Аллаха.

— Да. Во имя Аллаха…

— Во имя Аллаха… Аллах с тобой, иди.

— Во имя Аллаха…

Человек этот видел, что Абдалла вот — вот поплывет. Когда они снимали кассету — сейчас видеокассеты заменяли флэш-карты, но это по-прежнему называлось кассетой — Абдалла держался куда увереннее. Но — не сейчас.

Впрочем, больше работать все равно было не кем.

— Аллах с нами!

— Аллах с нами, брат. Иди с миром.

Человек испугался — слово Аллах было произнесено достаточно громко, а в России образца две тысячи пятнадцатого года это слово вызывало вполне определенную реакцию. Но видимо, Аллах был с ними — никто и ухом не повел.